Кто-то из нас двоих точно сошёл с ума... Осталось лишь определить: весь мир или я.. (с)
Я люблю тебя. Ты моя юность, теперь я знаю. Ты всё, без чего она не может обойтись. И то, и другое, и очень, очень многое…
Я люблю тебя… Люблю гораздо сильнее, чем думал. Моя любовь, как ветер: вот он поднялся. И думаешь, что это всего-навсего лёгкий ветерок, а сердце вдруг сгибается под ним, как в бурю. Я люблю тебя, сердце моего сердца, единственный островок тишины среди общей сумятицы; я люблю тебя за то, что ты чуешь, когда цветку нужна влага и когда время устаёт, словно набегавшийся за день охотничий пёс; я люблю тебя, и любовь льётся из меня, точно из распахнутых ворот, где таился неведомый сад, я ещё не совсем её понимаю и дивлюсь на неё, и мне чуть-чуть стыдно моих торжественных слов, но они помимо моей воли с громом вырываются наружу и отдаются гулким эхом; кто-то говорит из меня, кого я не знаю, может это третьесортный автор мелодрамы, или моё сердце, уже не ведающее страха…
Я люблю тебя и знаю, что никого никогда не буду любить, как тебя, потому что никогда не буду таким, какой я сейчас; в это мгновение, оно уже проходит, пока я о нём говорю, и я не могу удержать его, даже если бы отдал за него свою жизнь…
Наконец-то я понимаю…Наконец чувствую его, несказанное счастье, и печаль, и мечту, и двойственность лика. Это же радуга и по ней можно пойти, но если на миг усомнишься, то сорвёшься вниз…
Чудо прошло мимо, оно коснулось, но не переродило меня, моё имя осталось тем же, и я, вероятно, буду таскать его за собой до конца моих дней…Я не феникс, возрождение – не для меня, я попыталась летать, но снова, точно ослеплённая неуклюжая курица, спотыкаясь, валюсь наземь и опять застреваю в колючеё проволоке…
Я не способна ходить по радуге, но так хотела бы научиться...А кто способен?
Никто. Но достаточно, если человек об этом тоскует…
Какая гордыня воображать, что жизнь имеет начало и конец!
Я не сразу понимаю. За нами сад уже готовится к приходу ночи; но перед нами, по ту сторону железной решетки, всё кипит и пылает, словно происходит бурный алхимический процесс…Начало и конец, думаю я и вдруг понимаю, что имела в виду: гордыня воображать, что можно вырезать и выделить свою маленькую жизнь из этого огня и кипенья и сделать наш обрывок сознания судьёй её продолжительности, тогда как эта жизнь – просто маленькая пушинка, которая недолгое время плавает в нём. Начало и конец – выдуманные слова понятия времени, плод тщеславного сознания амёбы, не желающей раствориться в чём-то более великом...
Милый, любимый, жизнь моя! Мне кажется, я наконец чувствую, что такое любовь! Это жизнь, только жизнь, высочайший взлёт волны, тянущиёся к вечернему небу, к бледнеющим звёздам и к самому себе, - взлёт всегда напрасный, ибо он – порыв смертельного начала к бессмертному; но иногда небо склоняется навстречу такой волне, они на миг встречаются, и тогда это уже не закат с одной стороны и отречение - с другой, тогда уже нет речи о недостатке и избытке, о подмене, совершаемой поэтами… Я несу какой-то вздор, слова льются непрерывным потоком, может быть, в этом есть и ложь, но ложь только потому, что сами слова лживы, они словно чашки, которыми хочешь вычерпать родник, - но ты поймешь меня и без слов, всё это так ново для меня, что я ещё не умею его выразить; я ведь не знал, что даже моё дыхание способно любить, и мои ногти, и даже моя смерть, поэтому – к чёрту вопрос о том, сколько такая любовь продлится, и смогу ли я её удержать, я смогу ли её выразить…
Я люблю тебя… Люблю гораздо сильнее, чем думал. Моя любовь, как ветер: вот он поднялся. И думаешь, что это всего-навсего лёгкий ветерок, а сердце вдруг сгибается под ним, как в бурю. Я люблю тебя, сердце моего сердца, единственный островок тишины среди общей сумятицы; я люблю тебя за то, что ты чуешь, когда цветку нужна влага и когда время устаёт, словно набегавшийся за день охотничий пёс; я люблю тебя, и любовь льётся из меня, точно из распахнутых ворот, где таился неведомый сад, я ещё не совсем её понимаю и дивлюсь на неё, и мне чуть-чуть стыдно моих торжественных слов, но они помимо моей воли с громом вырываются наружу и отдаются гулким эхом; кто-то говорит из меня, кого я не знаю, может это третьесортный автор мелодрамы, или моё сердце, уже не ведающее страха…
Я люблю тебя и знаю, что никого никогда не буду любить, как тебя, потому что никогда не буду таким, какой я сейчас; в это мгновение, оно уже проходит, пока я о нём говорю, и я не могу удержать его, даже если бы отдал за него свою жизнь…
Наконец-то я понимаю…Наконец чувствую его, несказанное счастье, и печаль, и мечту, и двойственность лика. Это же радуга и по ней можно пойти, но если на миг усомнишься, то сорвёшься вниз…
Чудо прошло мимо, оно коснулось, но не переродило меня, моё имя осталось тем же, и я, вероятно, буду таскать его за собой до конца моих дней…Я не феникс, возрождение – не для меня, я попыталась летать, но снова, точно ослеплённая неуклюжая курица, спотыкаясь, валюсь наземь и опять застреваю в колючеё проволоке…
Я не способна ходить по радуге, но так хотела бы научиться...А кто способен?
Никто. Но достаточно, если человек об этом тоскует…
Какая гордыня воображать, что жизнь имеет начало и конец!
Я не сразу понимаю. За нами сад уже готовится к приходу ночи; но перед нами, по ту сторону железной решетки, всё кипит и пылает, словно происходит бурный алхимический процесс…Начало и конец, думаю я и вдруг понимаю, что имела в виду: гордыня воображать, что можно вырезать и выделить свою маленькую жизнь из этого огня и кипенья и сделать наш обрывок сознания судьёй её продолжительности, тогда как эта жизнь – просто маленькая пушинка, которая недолгое время плавает в нём. Начало и конец – выдуманные слова понятия времени, плод тщеславного сознания амёбы, не желающей раствориться в чём-то более великом...
Милый, любимый, жизнь моя! Мне кажется, я наконец чувствую, что такое любовь! Это жизнь, только жизнь, высочайший взлёт волны, тянущиёся к вечернему небу, к бледнеющим звёздам и к самому себе, - взлёт всегда напрасный, ибо он – порыв смертельного начала к бессмертному; но иногда небо склоняется навстречу такой волне, они на миг встречаются, и тогда это уже не закат с одной стороны и отречение - с другой, тогда уже нет речи о недостатке и избытке, о подмене, совершаемой поэтами… Я несу какой-то вздор, слова льются непрерывным потоком, может быть, в этом есть и ложь, но ложь только потому, что сами слова лживы, они словно чашки, которыми хочешь вычерпать родник, - но ты поймешь меня и без слов, всё это так ново для меня, что я ещё не умею его выразить; я ведь не знал, что даже моё дыхание способно любить, и мои ногти, и даже моя смерть, поэтому – к чёрту вопрос о том, сколько такая любовь продлится, и смогу ли я её удержать, я смогу ли её выразить…
-
-
11.04.2005 в 18:32